«Пильняковские чтения». Валерий Медведев. «Сестрёнка»

«Пильняковские чтения». Валерий Медведев. «Сестрёнка» Новости Ногинска

Родился я накануне Великой Отечественной войны. Мама хотела назвать меня в честь своего брата; папа же очень любил свою дочурку и во всём ей потакал, ведь она была его первым ребёнком и росла на его глазах. Вот и имя мне фактически дала сестра. Когда папа регистрировал, Лариса, эта четырёхлетняя кроха, всё просила папу: «Ну, папа, папочка, родной, давай назовём братика  Валериком. Один Валерик умер, пусть хоть имя останется со мной».

Родился я, сестренка,

Старшая моя

Мне имя братика дала.

Она всё папу умоляла

Назвать Валериком меня

— Ну, папочка, родной,

Один ведь братик умер мой,

Так пусть его хоть имя

Останется со мной… 

Воистину права народная молва, —

Глаголят истину всегда

Младенчески уста.

Её отец любил безмерно

И имя выбрали мне верно.

Насколько же велико было горе, и какой глубокий след оно оставило в памяти четырёхлетней сестрёнки; более того, я, не видевший своего братика, в шестилетнем возрасте увязался за похоронной процессией, чтобы найти его могилку. Конечно, я её не нашел, она потерялась во времени.

Наш папа был очень добрым и заботливым, во многом отказывая себе, он все отдавал нам, детям и, главное, никогда не наказывал нас физически, даже играл с нами предельно осторожно, боясь случайно причинить боль. Как-то, хорошо знавший папу Василий, встретив меня на улице, с улыбкой спросил:

— Ты знаешь своего отца?

— Ну, как же я могу не знать, — удивлённо ответил я.

— У него были сильные руки. Фёдор Григорьевич пальцами одной руки свободно крошил крупные кусочки сахара рафинада, он всегда помогал людям.

1941, июнь, 22 – Германия напала на СССР, началась война.

Купавна — канун войны

Был солнечный тёплый воскресный день. Наша мама готовила обед, четырёхлетняя сестрёнка присматривала за братиком (три с половиной месяца), а папа мастерил во дворе скворечник. И хотя он предупреждал, что скворцы давно прилетели, и этим летом скворечник будет пустовать, сестрёнка давно хотела, чтобы на сосне, которая росла напротив детской комнаты, у скворушек был свой домик. Папа хотел было приладить скворечник, как неожиданно во двор вышла, чем-то встревоженная мама и сказала ему, что ожидается важное правительственное сообщение, папа, быстро установив скворечник, вернулся в дом.

За обедом мы услышали слово «война». По репродуктору, черной «тарелке», передавали сообщение наркома иностранных дел В.М. Молотова о начале войны:

“Граждане и гражданки Советского Союза, Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: сегодня в 4 часа утра без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну»

“Правительство призывает вас граждане и гражданки Советского Союза ещё теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского Правительства, вокруг нашего великого вождя, товарища Сталина. Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!”

Мама с тревогой смотрела на нас с папой. Великая Отечественная война разлучила нас с папой. 15 августа 1941 г. Медведев Фёдор Григорьевич был мобилизован Ногинским райвоенкоматом Московской области в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию  (РККА) на фронт.

Первая военная зима в Подмосковье была снежная и суровая, стояли трескучие морозы. Мама работала на заводе, где во время войны выпускали «Коктейль Молотова», так по-простому называли противотанковые бутылки с зажигательной смесью. Сколько их прошло через мамины руки… Однажды в её руках бутылка загорелась, маму быстро потушили. Когда она немного пришла в себя, начальник спросил: «Ну что, Валентина, сможете продолжить работу?». Работа продолжалась, так что «Коктейль Молотова», прошедший через мамины руки, явился малой лептой в остановку наступления немцев на Москву. 

Враг рвался к Москве. Купавну немцы не бомбили, но пролетали над нами в сторону г. Электросталь. Делали они это со своей пунктуальной точностью, ежедневно в 10 часов вечера. На случай ошибки немецких лётчиков при сбрасывании бомб, против нашего дома было своеобразное бомбоубежище – яма, перекрытая брёвнами, но при налётах мама уводила нас в лес. При очередном налете немецких самолётов сестрёнка что-то замешкалась в доме. Мама со мной на руках вернулась с улицы.

— Ты чего здесь копаешься? Мы с Валериком тебя уже заждались,- спросила она дочку и увидела, как  та старательно сматывает в клубок верёвку.

 — Верёвку мотаю, — ответила Лариса.

— Зачем?

— Немец на парашюте упадет, мы его свяжем.

—  Лариса была маленькая, а всё уже понимала, вспоминала мама…

1942. январь, отъезд в Армавир

До сих пор не перестаю удивляться решимости мамы. В 6 лет она с двумя малолетними детьми (папа уже пять месяцев, как был на фронте) в ту первую военную зиму, ушла с работы, бросила квартиру в Подмосковье, в посёлке Старая Купавна, и поехала к нашей  бабушке, в далёкий южный город Армавир на реке Кубань. В Купавне было голодно и останься она на месте, ещё неизвестно. смогли ли бы мы тогда вообще выжить.

1942, январь, 4, мама уволилась с завода «Акрихин» и повезла нас в Армавир. Мне было одиннадцать месяцев, Ларисе четыре года и восемь месяцев.

Провожали нас мамины тети – мои запасные бабушки: Ольга и Ася Ивановны,  которые всячески отговаривали маму от этой поездки.

— Куда, куда ты едешь, кругом война. Прошел только месяц, как Красная армия в ночь с пятого на шестое декабря прошлого года начала контрнаступление под Москвой. Ты посмотри младшенький кости да кожа, а Лариса – в чём только душа держится. Прошло, чуть больше года, как ты уже похоронила одного сыночка, доедите ли вы вообще до Армавира, жива ли там бабушка, — говорили они маме. Мама смогла добиться разрешения ехать литерным поездом, иначе мы бы не доехали.

Сердце мамы просто разрывалось. «И так было тяжело, а тут ещё эти причитания», — думала она. Провожал нас и мамин двоюродный брат, сын Ольги Ивановны, семилетний Олег. Он передал нам в дорогу чайник с молоком. Он тоже переживал за нас и мерз вместе со всеми на перроне Московского  вокзала.

Итак, в самом начале января 1942 года мама, добившись разрешения на проезд в литерном поезде, везла меня с сестрой Ларисой в Армавир к бабушке Ксении Ивановне. Наш папа, его брат Михаил и мамин брат Александр были на фронте.

Наконец, с горем-пополам, мы добрались до Армавира. Мы знали, что настоящее испытание ожидало нас впереди. Встретила нас бабушка, Ксения Ивановна. Какое-то время мы жили у прабабушки, Анны Тимофеевны в небольшой комнатке, потом у бабушки. Прошло чуть более полугода, как 8 августа 1942 года Армавир был оккупирован немцами.

1942, август. 8 – 1943. Январь, 23. Армавир оккупация немецкими войсками

Из воспоминаний моей сестры Ларисы.

Когда к нам пришли первый раз трое или четверо вооруженных немцев, они забрали у нас из не отапливаемой комнаты, в которой хранились продукты, часть наших запасов. Вскоре пришла следующая команда.

— Матка. Курка, яйко, млеко есть? — обращаясь, к маме спросил, вероятно, старший команды.

— Найн, найн,- ответила мама.

— Lassen Sie uns sehen, -Fortsetzung Deutsch, nach Hause

— Посмотрим, продолжал немец, направляясь в дом.

— Не пущу, один раз уже были немцы, забрали половину, а у меня вон цвай киндер. Кормить надо, — в полном отчаянии проговорила мама, преграждая проход немцу. Немец положил руку на кобуру с пистолетом и решительно вошёл в дом.

Увидев детей и бабушку произнёс:

— Ja, zwei Kinder und eine Großmutter. Gut.

— Да, двое детей и одна бабушка. Хорошо.

На этот раз пронесло. Позже у бабушки на постое жил немецкий офицер. Он сразу же застрелил нашу собаку. Мама, где-то смогла достать сахар, сварила в макитре варенье и, чтобы не отобрали всё, она приготовила банку для офицера. Но к нам неожиданно пришел другой немец, наверно из соседнего дома. Я его видела. Он был такой плотный, загорелый в темно-синих трусах (атласных, наверное, блестящих), в одной руке у него была веревка, в другой серые носки, в одних трусах и босиком он зашел в комнату. Я его хорошо помню.

     Увидев варенье, он сказал:

— О мьёд, мьёд, карашо, — и хотел было забрать макитру, но тут вмешалась мама. Произошла перебранка, и мама, вдруг неожиданно, наверное, даже для самой себя,  врезала немцу пощёчину.  Немец на какое-то время  остолбенел, а мама быстро взяла макитру и ушла во вторую половину дома, которую снимал у бабушки квартирант дед Степан.

— Ну, что, Валентина, всё воюешь,-увидев взволнованную маму, сказал, оказывается, слышавший всё, дед Степан и спрятал её вместе с вареньем в погреб. Немец выбежал во двор. Не найдя Валентины, он буквально вломился к деду Степану.

—  Wo ist die russische Schweine, die den deutschen Offizier getroffen gewagt? Antworte mir, du alte Scheiße!

— Где эта русская свинья, посмевшая ударить немецкого офицера? Отвечай старый хрен! – заорал на Степана взбешенный офицер. Степан, стараясь быть невозмутимым, спокойно говорит:

— Не понимаю, господин хороший. Какой офицер? Какая свинья?

— Не понимайт!

— Es ist Sie wissen, alten Kauz?

— Это ты понимаешь, старый хрен? — продолжал кричать немец, хватаясь за отсутствующий пистолет.

— Где матка с мьёдом? – перешел на ломанный русский немец.

— Какая матка, какой мёд, ни коровы, ни пчёл у меня нет, я сам здесь на птичьих правах,- продолжал ломать комедию дед Степан. А про себя подумал:

— Я уже своё пожил, мне терять теперь нечего, пусть хоть дочка хозяйки поживёт. В случае чего на кого ребятишки-то её останутся и, готовый ко всему, спокойно глядя в глаза немцу, неожиданно для себя  произнёс:

— Господин хороший офицер, вот водка, ну, шнапс по-вашему, это есть, я мигом сейчас.

Вероятно, спокойный тон старого человека и предложение водки успокоило немца. Больше этот немец к нам не приходил. И на этот раз Господь хранил маму..

Хорошо помню соседский тутовник, большое дерево, его ветви, усыпанные спелыми черными ягодами, свисали за забор, и немцы, проходя мимо. ели ягоды прямо ртом. А один немец гонялся по улице за курицей — смешно было нам ребятишкам.

Еще мы часто ходили в гости к своей прабабушке Анне Трофимовне. Она была очень добрая и всегда радовала нас гостинцами. Родилась Анна Трофимовна в 1862 году и прожила ровно сто лет. Сколько же событий прошли перед её глазами.

В Армавире у маминой подруги тёти Клавы на постое тоже жили немцы и, вот однажды, я обозвала офицерам паразитом. Он выхватил из кобуры пистолет и направил на меня. Тетя Клава каким-то чудом сумела успокоить его, объяснив, что я маленькая, совсем ребенок и ничего не понимаю.

Вот так и «воевали» с немцами мама и сестрёнка.  

“Сестра воевала”

У бабушки в Армавире

Под немцем мы жили.

“Сестра воевала” –

Ей было четыре*;

Она офицеру сказала, —

У, паразит!

Ей немец наганом грозит.

И, страха не зная,

Стеной встала Клава,

Малышку спасая.

Замешкался немец

оцепенело,

И Клава сумела,

Унять офицера.

*Фактически сестре было чуть больше пяти лет.

В феврале 1944 года к нам в Армавир перед отправкой на фронт приезжал мамин брат — мой дядя Коля. 

«Пильняковские чтения». Валерий Медведев. «Сестрёнка» Новости Ногинска

11 февраля 1944 год город Армавир

Слева направо: Наша мама Бедрицкая (Медведева) Валентина Владимировна, её брат Бедрицкий Николай Владимирович, лейтинант, моя сестра Медведева Лариса Фёдоровна, Валерий Фёдорович Медведев и наша любимая бабушка Ксения Ивановна Бедрицкая. Бабушка сдержано улыбается, мама тоже пытается улыбнуться, а вот у дяди Коли взгляд какой-то настороженный и печально-грустный, Лариса, вероятно, ожидает птичку, Валерик задумчиво ушел в себя.

По рассказу мамы я, как и все мальчишки  хотел на войну и говорил  ей: «Да, папа на войне, а когда я буду большой, войны  не будет".  После освобождения Армавира, когда по нашей улице   проходили строем красноармейцы, я  с такими же мальчишками бежал вслед за ними в пыли.

Из близких родственников в  Великой Отечественной войне 1941 — 1945 г.г. погибли: — Александр Владимирович Бедрицкий мамин брат – офицер, пропал без вести,

Михаил Григорьевич Медведев  папин брат  красноармеец связист, по уточненным данным пропал без вести 3 – 6 февраля 1943 года     при освобождении хутора Железный, Усть — Лабинского района, Краснодарского края. Последнее место службы Михаила войсковая часть 295 стрелковая дивизия.  

В моей памяти осталось возвращение из Армавира в Купавну в 1945 году  после окончания войны. Телячий вагон, много людей, взрослые и дети, устроились на полу, кто как мог, какой-то скандал, я плакал…. Наша квартира оказалась занятой, и мы, какое-то время ютились на кухне.

Незадолго до возвращения папы с войны у нас проездом был мамин двоюродный брат, Виктор Снегирёв. Он был капитаном, в офицерской форме и, вероятно, очень поразил мое детское воображение своим видом.  После войны он продолжил службу в Австрии.

Когда папа уходил на фронт, мне было три с половиной месяца. И вот, когда папа 2 июля 1945 года возвратился домой в солдатской форме и вещмешком за плечами, первые мои слова были:  «Это не мой папа, мой папа дядя Витя».

В далеком сорок пятом

Проездом, на побывку

Был дядя Витя.

И, как сейчас его я  помню 

В красивой офицерской форме…

Когда ж отец вернулся вскоре

С солдатским вещмешком,

Каким же прозвучал укором

Тот детский лепет, детский бред:

— Не мой! Не мой это папа,

Мой папа дядя Витя, —

На ласку прозвучал ответ.

Так война катком прошлась по детской психике. А каково было бабушке и маме пережить с нами оккупацию в Армавире – постоянный страх за нашу и папину жизни; голодное военное и послевоенное время….

 

Памяти мамы

      Жизнь детям посвятила
       Стирала, шила, мыла,
       Кормила, чем могла
       И, кажется, из топора
       Супы варила иногда.
       Ботва моркови и свеклы ботва
       Крапива, щавель, лебеда
       И сладкие лепешки
       С мороженной картошки, —
       Всё ели мы тогда.
       Светлой памяти  папы 

          На трибуны не шел он,
          В грудь себя он не бил.
          О  делах своих ратных
          Говорить не любил,
          Но родную  сторонку
          Беззаветно любил.

 

          Ему не чужд был труд крестьянский,
          Он землю плугом бороздил
          И наш, исконный Дух  Славянский
          Ему был в жизни очень мил.

          Чтоб не проспали школы час
          Детей поутру он будил,
          И  на работу уходил,
          О ставив им,  горячий чай.

       Он возвращался — мы уж спали
       И то – набегались, устали.
       С любовью он смотрел на нас
       Подушки, одеяла поправлял
       И спать спокойно нам желал.

       Зато в субботу, воскресенье, —
       Вот было детское волненье, —
       Был с нами папа день-деньской —
       Веселый, радостный такой.
       Он нас боготворил
       И в играх душу отводил.

       Так жизнь текла,
       Летели годы,
       Казалось, будет так всегда,
       Но вдруг нагрянула беда.

       Сломил недуг смертельный,
       Назначен был режим постельный.
       Наш папа тихо угасал.
       Хоть доктор всячески скрывал,
       Но папа, вероятно, знал,
       Что близится финал.

       Смотрел он грустно и покойно
       Детей он вырастил, сад посадил,
       Вот только дом,
       В мечтах лишь свой построил,
       Но в том, он был уже не волен.

 

Добавить комментарий

Ваше мнение важно для жителей Ногинска!